Со стратегической точки зрения, удерживать ДАП было сомнительно, но когда вся страна говорит о тебе, ты просто не можешь уйти

Опубликованно 17.08.2020 08:45

Режиссер "Киборгов" Ахтем Сеитаблаев в эксклюзивном интервью 112.ua рассказал, что хотел вложить в образы героев фильма, почему в картине звучит русская речь и в чем проявляется конфликт поколений, показанный там

Режиссер "Киборгов" Ахтем Сеитаблаев в эксклюзивном интервью 112.ua рассказал, что хотел вложить в образы героев фильма, почему в картине звучит русская речь и в чем проявляется конфликт поколений, показанный там

Те сборы, которые принес фильм за уикенд (свыше 8 млн грн). Для вас это говорит о чем?

Во-первых, это большая ответственность, во-вторых, это мое соучастие в том неравнодушии относительно того, что происходит со страной. Мне не безразлично, в какой стране будут жить мои дети. Эта история действительно построена на истории защиты донецкого аэропорта, но наш фильм мы посвящаем каждому, кому не безразлично: волонтеру, защитнику, каждому папе и матери, врачу - всем. География вопроса, которой занимаются наши герои в фильме, довольно широкая. Они не ставят какие-то новые вопросы, там много вопросов, которые мы задаем друг другу, сами себе или пишем на Facebook. Когда ты с ними (бойцами, - ред.) разговариваешь по этим вопросам там на фронте, когда есть четкое понимание, что каждый миг может быть последним, это приобретает совсем другой эмоциональный градус, другое содержательное качество. Хедлайнерами этих вопросов, боли, надежд, чаяний и мечтаний являются именно те, кому не безразлично. И меня радует, что в авангарде этих хедлайнеров как раз молодые люди, хорошо образованные, которые знают, что они выходили на Майдан, зачем пошли потом защищать страну, четко знают, в какой стране они хотят жить. Я очень много с ними разговаривал, и они четко знают, что нужно для того, чтобы мы в конце концов получили эту страну мечтаний. И поэтому при всем уважении к старшим людям наш фильм для такой молодежи. Поэтому для меня это разговор с моим поколением, мне 45.

Через персонаж Мажора?

Да. В каждом персонаже есть часть меня, нашей команды и того, что нам болит. Это такое попытка серьезного разговора со зрителем.

Читаете комментарии к фильму, которые пишут в соцсетях?

Конечно.

Есть в них нечто такое, чего люди не поняли, и вам бы хотелось им растолковать еще раз, объяснить, почему так?

Я радуюсь, потому что абсолютное большинство эмоций, мыслей и идей, которые мы вкладывали в наш фильм, очень четко прочитались зрителями. Однако есть также некоторые призывы, почему у нас в фильме присутствует другой язык, не только украинский.

Ну вы же знали, что так будет и что будут спрашивать, для чего в фильме русский язык?

Да, я это сделал сознательно. Я являюсь сторонником единого государственного языка, чтобы СМИ были 100% на украинском языке. О госслужащих я вообще молчу, но давайте подходить отдельно к каждому вопросу. Этот фильм – это такая попытка рассказать, что у нас идет не гражданская война, а это цивилизационный выбор: между совковым прошлым, российской империей и, надеюсь, настоящим европейским будущим нашей страны. В 2014 году не только в донецком аэропорту, да и сейчас было и есть очень много людей, которые, к сожалению, пока не говорят на украинском языке, но они погибают за единую Украину. Иногда я этим персонажам ставлю вопрос: отдавать жизнь этим людям вы даете разрешение, а рассказать правду о том, что, да, он разговаривает на другом языке, но, видимо, не он в этом виноват, а система, которая уничтожала украинский язык.

О'кей. Делаем мы всех героев украиноязычными. На каком языке должен говорить персонаж с той стороны?

Наложить перевод на украинский язык.

Странно было бы. Но для меня было главное другое: даже разговаривая на разных языках, мы еще раз подчеркиваем, что чувствуем себя единой украинской поэтической нацией, рождение которой сейчас происходит на наших глазах. Я тоже украинец - крымскотатарского происхождения, я мусульманин, я знаю свой язык, я кырымлы (татары из Крыма, - ред.), но это не мешает мне чувствовать себя частицей целого. Именно о таких людях этот фильм.

ins{ display:block; }

Прочитала я один комментарий, но писали об этом много. Цитирую пользователя Андрея Орловского: “Если раньше сомневался, то теперь точно пойду... Услышу чавканье, шуршание чипсами и бульканье пива, встану и дам по хлебалу... от души... в честь памяти о пацанах”. Хотите сказать что-то таким людям, которые идут на “Киборгов” с едой и пивом?

Я не могу запрещать. И даже у меня поход в кино ассоциируется с этим: это попкорн, какой-то сок, смотришь какую-то там ленту. Однако многие пишут о том, что видели, как зашли с попкорном, и никогда в жизни не видели, чтобы после фильма было так много полных ведер с попкорном. И это для меня показатель. Ну... если можете, пожалуйста, не берите. Или берите, если вам будет кайфно кушать попкорн во время этого фильма. Это выбор каждого. Это же еще одна грань нашей жизни, как нелегко мы отходим от некоторых привычек.

Я бы лучше обратился к зрителю с огромной просьбой, потому что мне сейчас уже пишут, что кто-то снимает экран с телефона. Я очень прошу не делать этого. Не берите большой грех на душу. Потому что 5 гривен с каждого билета будут отправлены семьям погибших. И снимая такие пиратские версии, вы не только не помогаете нам, вы забираете большую часть помощи, которую мы хотим оказать этим семьям.

Уже собрано за минувший уикенд более 500 тыс. грн. Эти деньги пойдут на какую-то конкретную помощь?

Эти деньги будут предоставлены в качестве помощи семьям погибших через фонд “Вернись живым”, с которым мы вместе с Госкино и Министерством информационной политики начали акцию #ЯНЕБАЙДУЖИЙ. Создана комиссия из наиболее авторитетных бойцов, которые составили списки этих семей, и именно через фонд “Вернись живым” средства будут предоставлены семьям.

Семьи только киборгов?

Мы начали проект для семей погибших киборгов. Если это со временем распространится, то мы будем принимать в этом участие.

Захотели бы, по вашему мнению, смотреть его там, по ту сторону фронта? Мне показалось, что в фильме присутствуют сцены, которые являются прямым или косвенным обращением к тем людям.

С одной стороны, да. Давайте для себя ответим на один простой вопрос: со временем мы вернем, и я в это верю, часть оккупированного Донбасса и Крым. Что мы будем делать с людьми, которые не совершали тяжких поступков? Депортировать? Или вернуть даже через некоторые жесткие меры? У меня нет рецепта, но есть некоторые видения того. Тот, кто хочет оставаться гражданином Украины, ему дается год для того, чтобы по крайней мере на бытовом уровне выучить язык страны, в которой ты живешь. Я кырымлы, отношусь к тюркской группе народов, мне ничто не мешает разговаривать на украинском языке. Да, я не говорю очень хорошо, но я стараюсь. Не вижу в этом ничего героического или каких-то больших трудностей. Так вот, через год ты должен сдать экзамен на знание украинского языка, истории Украины и... почти все. Если ты не хочешь этого делать, ты можешь отказаться от этого, ты можешь здесь жить, получать зарплату, получать все социальные льготы и все то, что должно предоставлять государство, но не будешь иметь права избирать власть.

Поэтому в отношении тех, кто по ту сторону фронта. Я бы хотел, чтобы они увидели, но я знаю, как это будет восприниматься. Прямое обращение? Я как раз не против. Я уверен, что за 23 года до второго Майдана почти ничего не было сделано для того, чтобы сшить страну. А культура является очень мощным инструментарием.

Например, Святослав Вакарчук. Его песни слушали везде, даже в свое время в РФ, он получил несколько самых влиятельных призов, в Крыму – полные стадионы, где 70% русскоязычного населения.

Вы Вакарчука именно поэтому выбрали в конце фильма?

Нет. Во-первых, песня “Миг” произвела на меня огромное впечатление, она является точным месседжем нашего фильма: и о боли, и о надежде, и о садике, кстати, который в сердце. Мы дали ему (Святославу Вакарчуку,- ред.) почитать сценарий, он ему сразу понравился, и почти сразу мы получили разрешение на то, что эта песня будет звучать в нашем фильме.

Какую историю вам снимать легче: ту, что уже произошла, уже написана, признана и более-менее объективна (“Хайтарма”, “Чужая молитва”), или ту, что творится сейчас, не проанализированную, которая еще очень болит, с ней трудно играть и адаптировать?

То, что касается фильмов, которые вы назвали, я хорошо понимал, что “Хайтарму” будут смотреть и те, для кого это было не просто лентой (это, в частности, кырымлы, которые были тотально депортированы), и те, кто, скажем так, имеет другое мнение. Поэтому мы так тщательно подходили к сбору фактов. Даже наши исторические консультанты работали в архивах КГБ в Москве, когда это было возможно (2012). Там были свои трудности, я был как между двух огней.

В “Киборгах” своя история, потому что, действительно, война еще продолжается, и это болезненно. Это очень большая ответственность. Слава Богу, есть много людей, которые видели войну, которые воюют дальше, они о ней все знают, в том числе и те, кто был в аэропорту. Поэтому нашими консультантами и соавторами сценария были именно те люди, которые там (в ДАП, - ред.) были. Они потом вычитали наш сценарий. Я считаю, что нам удалось снять честное кино.

Многие мои знакомые шли на “Киборгов” с таким масштабным ощущением, начитавшись книжек и насмотревшись сюжетов об аэропорте, потому что для общества ДАП был и является чем-то величественным и, повторюсь, масштабным. Когда люди пришли на фильм и увидели, что здесь не будут сбивать один за одним самолеты и “косить сепаров”, что нет графики и чего-то такого от боевиков, они увидели в фильме что-то другое. Чье мнение вы больше учитывали? Киборгов, чтобы они подтвердили эту подлинность в фильме, или общества, которое рассчитывало на масштабность событий?

И так, и так. Рассказывать тем, кто там был, и показывать с военной точки зрения, как летят вертолеты и падают танки... Зачем? Они и так это видели. Мне кажется, что во время фильма было в том числе достаточно боевых столкновений, и я утверждаю, это первый фильм о войне, в котором так много войны, в том числе и с привлечением военной техники. И без помощи Генерального штаба ВСУ мы бы этого не сделали никогда. Но мы и задумали так фильм с самого начала и просили сценаристку Наталью Ворожбит делать акцент на содержании, что этот фильм не о войне, это фильм о мире, который рождается в середине этой войны. Потом есть очень циничное и реалистичное мое понимание: у нас нет бюджета в 100 млн долл. для того, чтобы у нас в кадре (то ли благодаря компьютерной графике, то ли в реальности) падали вертолеты. Но на самом деле мы к этому и не стремились, мы хотели серьезно поговорить со зрителем о том, что нам каждому болит, во что мы верим.

Донецкий аэропорт стал символом. Волонтер Юрий Бирюков, когда мы только приступали к реализации фильма, сказал мне, что “я тоже виноват в том, что там погибло так много бойцов, потому что тогда мы сделали из них мифических героев”. Со стратегической точки зрения, удерживать донецкий аэропорт довольно быстро стало непонятно для чего, но когда вся страна говорит о тебе, то ты просто не можешь уйти. И один из консультантов нашей ленты говорил: “Понимаете, там каждый кирпич – это моя Родина, вот я так это воспринимал”. Сами бойцы не очень любят рассказывать о войне, они любят рассказывать о том, что они там защищают, о своей мотивации, мечтах. И в том наше честное кино. И меня радует, что большинство зрителей нас благодарят именно за это, что мы показали не боевик в чистом виде, а военную психологическую драму.

Вы не боялись перегнуть с морализаторством?

Я вообще боялся. Мне до сих пор страшно.

Многие писали о пафосе в фильме.

Сидя на диване... Не нюхавши пороха... Когда пишут, я иногда вижу, кто это пишет: они не были на войне, они не понимают, что это означает для человека, который на войне и для которого любое мгновение может стать последним. Да, возможно, иногда пафосно, но война требует этого, даже несмотря на желание человека, его привычку говорить или анализировать события. Так это приобретает другой эмоциональный градус. Однако я надеюсь, и многие об этом пишут, что нам это таки удалось.

Для меня кульминационным моментом был диалог о людях, рожденных в СССР, когда Мажор говорит Серпню, что “вы, ваше поколение, просрали страну, и у вас были все инструменты для того, чтобы ее строить. О том, что теперь молодежь начинает за нее бороться и едет на эту войну”. Думали ли вы, что можете оскорбить значительную часть общества этими словами, в частности свое же поколение?

Конечно. Но это был реальный диалог реальных бойцов, подслушанный, он произошел прямо на моих глазах. Мы довольно часто, сколько можем, ездим с коллегами в зону АТО с концертами, спектаклями, и именно возвращаясь из одной воинской части, мы стали свидетелями такого разговора. Это был добровольческий батальон. Я задавал провоцирующие вопросы, мне, как режиссеру, надо было разговорить людей. Они восхитились моими вопросами и начали разговаривать друг с другом, даже забыв о нас. Одному было 60 с лишним лет, другому - 43, а третий - это был молодой человек, ему было 23 года. И этот молодой спрашивает:

- Что я здесь делаю?

- Родину защищаешь.

- Не надо мне этих общих фраз. Я знаю два языка, окончил университет им. Шевченко, иняз. Что я здесь делаю? Я здесь, потому что вы просрали страну.

- Подожди-подожди.

На что старший сказал: “А малый-то прав”. Я как режиссер в большинстве согласен с тем, что говорит персонаж с позывным “Мажор”, но не во всем. Я во многом согласен с персонажем с позывным “Серпень”, но не во всем. Во многом согласен с каждым из них, но не во всем. Я уже в начале говорил, что мы пытались охватить очень широкую географию этого вопроса. Это будто архетипы украинских мужчин: разного социального слоя, разного возраста, профессий, с разными нюансами взглядов на одни и те же события. Но в главном они едины. И это шаг в сторону честного кино.

ins{ display:block; }

Каждый из зрителей выбрал для себя линию Серпня или Мажора, Гида или Субботы. И почти в каждом городе ко мне подходили и спрашивали: “Слышь, а откуда ты знаешь этого старика? Он же в моем взводе был”. Многие мне пишут и спрашивают, откуда я знаю Мажора, потому что в каждом подразделении был такой. Если нам удалось сделать коллективный портрет украинского мужчины на войне и в жизни, меня это очень радует.

Мне во многих интервью описывали ситуации, что по несколько суток не было еды или из-за сильных обстрелов не могли подъехать МТЛБ или какой-то другой транспорт для эвакуации раненых. В фильме с этим нет проблем.

Было по-разному. Даже наши консультанты спорили друг с другом, что было. Но разумеется, невозможно рассказать историю аэропорта - 242 дня - на территории двухчасового фильма. Пусть мне кто покажет, как это возможно. Я выбрал для себя такие средства художественной выразительности, такие эпизоды: если это гармонично и эмоционально и дарит ощущение победы и то, что мы не народ-жертва, как нам это вбивали в голову десятилетиями... Мы культурные, опытные и образованные с чрезвычайно глубоким культурным пластом и мы народ-воин. Никогда у украинцев не было царя, всегда гетмана выбирали.

Мы сняли около 4 часов качественного материала. Если будет потребность, то мы готовы сделать 4-серийную версию, где будут иногда очень жесткие эпизоды...

Беседу вела Ирина Сампан

Категория: Афиша*