Глава Фонда госимущества: "Есть люди, которые имеют интерес на госпредприятиях, и таких много"

Опубликованно 10.02.2016 10:21

Глава ФГИ Украины Игорь Билоус в интервью УНИАН рассказал, что он делает, когда на него давят политики, почему дальше нельзя откладывать продажу Одесского припортового завода и при каких условиях он «хлопнет дверью».

Игорь Олегович, благодаря министру Абромавичусу вся страна узнала, что телефонное право никуда не делось и на правительственных чиновников по-прежнему оказывают давление – как политики, так и Администрация президента. А на вас оказывают давление?

Как такового давления нет. Но с приходом в Фонд госимущества я столкнулся с тем, что каждое предприятие, находящееся в сфере нашего ведомства, имеет своих интересантов: начиная от службы безопасности этого объекта, и заканчивая директором, который часто видит себя будущим владельцем и не считается с Фондом как с основным акционером вообще. Можно приводить много примеров: «НИИ Электромеханических приборов», «Президент-отель», «Киевпассервис». Практически вокруг каждого предприятия с началом приватизации запускаются скандалы и судебные разбирательства с целью заморозить продажу.

То есть, сопротивление Фонду госимущества исходит только от предприятий?

В основном, да. Но и сказать, что не звонят депутаты, тоже нельзя. Звонят. Предлагают на руководящие посты разных людей, разные решения. Иногда хороших людей предлагают, иногда - плохих. Мы проводили совместно с Минэкономразвития конкурс по «Сумыхимпрому». Отобрали одного товарища. У него - гарвардское образование, сам он инженер. Полностью подходит.

Это было внешнее предложение?

Да, предложили человека высокопрофессионального. Так совпало, что его отобрали и мы, и номинационный комитет. Является ли это давлением? Я бы не сказал.

А нехороших предлагают?

Бывает. Но я всегда напоминаю, что ответственность за подобные решения – на мне. Поэтому настаиваю, что буду решать сам.

Таких случаев не было, как у Абромавичуса - пришел человек с папкой и сказал, что его назначение согласовано «наверху»?

Я эту школу прошел еще в Государственной фискальной службе, сдал экстерном – год за три. Поэтому у меня есть понимание процессов. И если даже случаются подобные поползновения, я поднимаю телефон и прошу о встрече. Все проблемы можно решить.

Встречаетесь с кем?

У меня есть пара прямых телефонов. Встречаюсь с премьером, с президентом, с главой администрации. У меня сложились неплохие отношения с силовым блоком, со всеми министрами, несмотря на их принадлежность к разным политическим группам. Я держусь нейтрально, я - вне политики. Считаю, что мы должны стоять в стороне. Потому что то, что делаем мы, – например, приватизация Одесского припортового завода – это политические дивиденды не только для премьера или президента. Это - дивиденды для всей страны. Мы все выиграем от этого.

Но приватизация, тем не менее, тормозит…

У нас проблема другого плана – наш закон. Пока мы не подключили американского посла, который обратился к депутатам, законопроект не голосовали. Я считаю, что это - ненормально, что мы подключаем посла чужой страны для решения наших внутренних небольших проблем. Тем более, что закон нейтральный, в нем нет политики. Но если мы откроем двери для приватизации, то никто больше не скажет, что приватизация у нас невозможна. Просто есть люди, которые имеют интересы на госпредприятиях, и таких людей много вокруг каждого предприятия: если не прямой интерес, то бизнес-отношения, которые они хотят сохранить. А приватизация может этому помешать. Если же принять законопроект и запустить процесс, он станет на рельсы очень быстро и будет необратимым.

Этот законопроект имеет отношение к крупным предприятиям?

Он имеет отношение всего к 20 или 30 предприятиям. А мы планируем продать 450 компаний только в этом году. Всего же у нас более 4 тысяч предприятий. Но продажа объектов, которых касается законопроект, важна для положительного сигнала крупным инвесторам. Поэтому хорошо, что этот законопроект прошел первое чтение. В феврале ждем окончательного принятия.

Какие-то изменения в законопроект будете вносить?

Мы собирались с рабочей группой, в которую входят представители Фонда, Кабмина, ЕБРР, IFC, USAID, американского посольства, и говорили о том, что неплохо было бы добавить норму о договоре купли-продажи по английскому праву для приватизации стратегических компаний.

Для чего?

Все, что у нас покупалось или продавалось, происходило по украинскому законодательству. И если возникают судебные споры, то они решаются только в Украине. Кредит доверия к украинской судебной системе подорван, поэтому люди, которые приходят к нам, возможно, сейчас и доверяют новой команде, но помнят и историю. Они переживают и хотят иметь возможность пойти в арбитраж в Лондон. Раньше Фонд блокировал эти вещи, аргументируя отсутствием денег. С одной стороны - да, у нас нет денег, с другой стороны - мы должны отвечать за актив, который продаем.

Инвесторы сомневаются в продаже?

Инвесторы до сих пор сомневаются и их можно понять.

Вы перестраховываетесь таким образом?

Да. Я ежедневно общаюсь с директором ОПЗ. Иногда у меня складывается впечатление, что я там работаю. Например, вчера пришло НАБУ с обысками на ОПЗ и первых лиц предприятия. В том числе, и дома. Причем, по кредиту «Ощадбанка», который мы давно погасили. Все подобные скандалы сильно вредят приватизации.

Как вообще обстоит дело с приватизацией ОПЗ?

Мы подготовили завод к продаже на 99%. По технической части Ernst&Young уже заканчивают отчет. Юристы тоже все подготовили. И банк UBS все подготовил. Сейчас мы разбираемся в том, куда движется отрасль в целом.

И куда она движется?

К сожалению, динамика глобальных цен не радует – цены ушли вниз вслед за ценами на нефть. Мы пытаемся спрогнозировать, когда будет обратный откат цен. А он будет, так как бизнес - сезонный.

Вы хотите в этот период и продать ОПЗ?

Конечно. Мы хотим использовать данный прилив, чтобы объявить продажу. Это будет в конце апреля – начале мая, чтобы в июне закрыть сделку. Откладывать продажу дальше нельзя, потому что ситуация на рынке не станет лучше. Запаса мощности у завода не так много. И это все-таки не новое предприятие. Его нельзя держать еще год.

Какие инвесторы интересуются заводом?

Покупатели разные: профильные, трейдеры, предприниматели. Все они западные: Yara, Koch Fertilizers, OCI, CF Industries, это - конкретные имена. Есть профильные инвесторы, которые понимают риск Украины. Это - польская группа Кульчика (Ян Кульчик, польский бизнесмен, владел компанией Kulczyk Investments, которая специализируется на инвестициях в энергетику, нефть и газ, минеральные ресурсы, инфраструктуру и недвижимость. Умер в июле 2015 года - УНИАН), предприятие Ciech – производитель соды. Они продали свою долю в другом предприятии и должны получить несколько миллиардов долларов. То есть, они хорошо понимают индустрию, у них есть деньги, они бы хотели инвестировать. Yara – глобальная мировая компания, которая покупает подобные активы, потому что хочет быть номер 1. Но у них очень чувствительное отношение к коррупции. Есть трейдер IBЕ Trade, там владелец Алекс Ровт, у которого есть активы и у нас, и в России. Этот трейдер держит 12% рынка, платит миллиарды налогов в США. Koch Fertilizers – одна из самых крупных американских корпораций. CF Industries – компания с офисом в Чикаго, которая считается одним из лучших операторов таких заводов. Есть еще инвесторы из Турции, Индонезии. Список большой. Тех, кто очень интересуется, – более 10, тех, кто реально пойдет на приватизацию - не больше 5, тех, кто реально зайдет в комнату аукциона, – пусть будет хотя бы 3.

Почему так?

Кто-то заинтересован в супер-прозрачности, кто-то хочет договор по английскому праву, кого-то не устраивает долг перед Фирташем. Инвестор, став владельцем, не может иметь контрактных отношений с Group DF, потому что в отношении Group DF и ее собственника идут разбирательства.

И как вы хотите решить проблему долга?

Мы обсуждаем сейчас несколько вариантов: или мы продаем завод как есть - с долгом, и инвестор сам будет решать, что с ним делать. Или реструктуризируем долг, или заместим долг государственным кредитом.

Да, это властям может не понравиться…

Очень важно, чтобы инвесторы имели контакт с нашими властями. Я уже предупредил президента и премьера, что топовые покупатели захотят встретиться. Первая тройка точно будет иметь диалог с ними.

А какая цена вопроса?

Мы пока не отходим от наших оценок. Начальная цена, скорее всего, составит около 500 миллионов долларов. Могу точно сказать, что миллиард мы точно не получим, так как цены везде упали. С другой стороны, это - уникальный завод, так как он находится в Одессе, там есть перевалка, порт. Но все упирается в закон.

На какие сроки принятия законопроекта вы рассчитываете?

Я очень надеюсь, что до конца февраля мы уже будем выставлять его на второе чтение. Мы уже со всеми переговорили: с послами, с международными организациями. Они ждут от нас прорыва.

Банк UBS презентовал вам промежуточный отчет о приватизации ОПЗ. Какие его основные аспекты?

Там есть три основных посыла. Первый – это то, что товарные рынки ухудшились, цены упали. Мы посмотрели прогноз до 2020 года, там видно, что падение циклично, с апреля цены будут подниматься. Догоним ли мы цены? Наверное, нет. То есть, стало хуже, но трагедии нет. Другой месседж – это оценка. На нее влияют разные факторы: позиционирование завода, прозрачность процесса, долг Фирташа, суды, политическая воля. Есть диапазон от 400 до 700 миллионов долларов. Но все может измениться через несколько недель. Если цена на карбамид повысится, то и стоимость объекта будет выше. Также важна позиция «Нафтогаза». Неважно, какой газ покупают владельцы ОПЗ, он все равно идет через инфраструктуру НАК. И тут можно либо помогать, либо создавать проблемы.

Другое крупное предприятие, которое собирается продать Фонд, – «Центрэнерго». Как с ним обстоят дела?

Акции «Центрэнерго» нам Минэнергоугля еще не передало. Обещали, что это сделают после отопительного сезона. Они боятся, что, забрав акции, мы будем управлять предприятием. Но я не хочу этим заниматься. Мне хватает ОПЗ. Как только будет передан пакет акций, мы сразу включаем доноров и начинаем подготовку. Министр говорит - готовьте предприятие сейчас. Но подготовка обойдется в полмиллиона долларов, и доноры не дадут на это деньги, пока предприятие не будет передано – они прекрасно понимают, что в противном случае решение может измениться. Мы не можем продавать то, чего у нас нет. Получим акции – будем готовить. Возможно, привлечем IFC в качестве консультанта.

Вместе с «Центрэнерго», который эксплуатирует три тепловые электростанции - Трипольскую, Змиевскую и Углегорскую, основным топливом для которых служит антрацит, нужно же и шахты продать…

С шахтами сложнее, так как они все убыточные. Кроме того, у многих нет необходимых правоустанавливающих документов на землю, недвижимость, а без них мы не можем начать подготовку к приватизации. Мы просим Минэнерго позаботиться об этом. Из 36 шахт 12 должны быть закрыты, 12 - законсервированы. Остальные – приватизированы. Но там 9 миллиардов долга. Эту проблему надо решить, но вопрос висит. Мы рекомендовали их либо списывать, либо реструктуризировать, так как нельзя погасить. Даже за 1 гривню с такими долгами шахты не возьмут.

По облэнерго идет процесс?

В этой сфере Deloitte является техническим советником. Финансирует весь процесс USAID. Они уже готовы с предварительными отчетами, и мы готовы вслед за ОПЗ выставить облэнерго.

Там проблемы есть?

Меня часто спрашивают - почему мы не меняем руководителей. Все просто: я не хочу заниматься операционной деятельностью. Это - вне компетенции Фонда. Наша задача – их продать, а не управлять ими. Вот вам пример: с момента моего прихода в Фонд мы не можем созвать собрание акционеров «Запорожьеоблэнерго». Не дают технически: то срывают, то люди с оружием не впускают. Но мы нейтральны, главное – прозрачность процесса приватизации. Если кто-то думает, что мы сделаем подставную продажу под конкретных олигархов, то это - неправда. Для всех условия одинаковые. У меня были беседы со всеми этими товарищами, я задекларировал в разговоре, что мы все делаем открыто: есть стартовая цена – приходите и торгуйтесь.

Как вы будете контролировать, чтобы представители страны-агрессора или офшоров не участвовали в аукционах?

Мы - не Джеймсы Бонды, но у нас создается рабочая группа, куда входят представители Финмониторинга, контрразведки, CБУ. Этого достаточно, чтобы оценить риски и принять решение. Мы от каждого покупателя будем требовать раскрытия конечного бенефициара. Но даже после продажи, если в течение пяти лет мы поймем, что нас обманули, Фонд разорвет договор в одностороннем порядке.

Какие планы на этот год в отношении изменений приватизационных норм?

Мы хотим изменить размер гарантийного взноса инвестора при участии в приватизации стратегических предприятий. 20% - это достаточно много. Например, если ОПЗ стоит 500 миллионов долларов, то инвестору придется положить в украинский банк 100 миллионов. Мы предлагаем уменьшить размер взноса до 5%, потому что после того, что сказали в Давосе об украинской банковской системе, инвесторы не готовы вносить такие крупные суммы, они попросту боятся потерять деньги. Также новая волна изменений в приватизационное законодательство будет предусматривать невозможность банкротства предприятий, которые попали в список на приватизацию, что помешает руководителям предприятий выводить активы.

Можно ли сказать, что для приватизации этот год будет решающим?

Я думаю, что у нас меньше времени, чем год, даже меньше, чем полгода. Если мы не сделаем этого до середины лета, то потом уже никто ничего продавать не будет. В сентябре есть вероятность внеочередных выборов, поэтому осенью приватизация может не состояться. А пока приватизацию тормозят – предприятия банкротятся. Мы рискуем их просто потерять.

Возвращаясь к началу разговора, вы уходить из фонда не собираетесь?

Я хлопать дверью не готов. Я пришел сюда что-то сделать. Это очень тяжело - что-то менять. Для меня главное – принять новые законы и запустить правильный процесс, начав с ОПЗ. Я буду добиваться того, чтобы мы это сделали. Мы должны открыть дверь для приватизации. Если нам сломают руки, тогда мы скажем «до свидания».

Виталий Чуйко (УНИАН)

Категория: Экономика